Солдатские письма
Солдатские письма - создание нашей эпохи. Прежние века их не знали. Не то, что бы их не было раньше, но раньше они были курьез, раритет, а теперь - бытовое явление. Для изучатепя массовой психики оно -дрогоценнейший клад. Словно вдруг распахнулась какая-то дверь, и пред нами развернулся океан. Прежде до нас долетали только мелкие, случайные брызги, а теперь он весь перед нами, во всю ширину горизонта.
В молчании, без речей, как немые, прошли по кровавым полям ратники московских, царей, легионарии Цезаря, ландскнехты, конквистадоры, гунны.
История сохранила для нас лишь голоса полководцев, их крылатые слова и приказы, а к «пушечному мясу» не прислушивалась, ибо «пушечное мясо» молчало; теперь же, напротив, молчат полководцы, окутанные непроницаемой тайной, но галдят, голосят оглушительно те многомиллионные сонмища, которые они ведут за собой.
Их голоса - в этих письмах, в замусоленных лоскуточках бумаги, в каракулях «из действующей армии»,- голоса уральцев, сибиряков, сингалезцев, шотландских гвардейцев, ирландских драгун, зуавов, казаков, бедуинов, новозеландцев, канадцев, чешских и хорватских соколов, прусских улан, барабанщиков, санитаров, сапер, самокатчиков, разведчиков, летчиков, - о, если бы собрать эту груду, все эти лоскутки и клочки и прислушаться к их голосам, какой вавилонский, разноязычный галдеж, громче самых громких громов, раздался бы над нашей планетой!
В этих письмах воплощен не солдатский, а народный, всенародный идеал, который воплощался доселе в коллективных народных созданиях, в народных песнях, легендах и сказках.
- Нам не нужно Гомеров и Тассо, мы будем сами своими Гомерами! -сказали эти миллионы людей и миллионами перьев на миллионах клочков пишут свою Илиаду.
Эти письма представляют богатейший материал для будущих историков и исследователей массовой народной психологии.
II.
Жаль, что доселе не собраны русские солдатские письма. Мы уверены, что то коллективное, массовое, сплошное лицо, которое отразилось бы в них, было бы духовной красоты удивительной. Может быть, перед нами явился бы лик нового Платона Каратаева, широчайший, поэтический образ всемужицкой, всеславянской души, а, может быть, другой, неожиданный, еще святее и благостнее.
