Картины войны.
Холодно. В лунном светt не различишь на всем этом пространств избороздивших его морщинок наших окопов. Вспыхивают и гаснут огни невидимых батарей. Смолкают их мгновенные громы...
Ответные неприятельские выстрелы отличаем по отблескам на небосклоне.
Рождаются и взвизгивают в высоте голубые искры разрывающихся шрапнелей.
Изредка на стороне нет-нет, да и рассыплется мерная дробь пулемета, затрещат ружья, пронесется глухо и хрипло бризантный снаряд, и из-под него точно взроется громадное черное дерево... Ветром несет его в сторону. Медленно рассеивается темный туман. И опять тихо кругом...
Только бесконечные длинные обозы и парки громко скрипят по мерзлым дорогам. Стучат, подскакивая на окаменевших колеях, двуколки для раненых.
Визжа, несется автомобиль, По сторонам огни деревенских хат. Там наскоро оборудованные лазареты. Едва плетутся туда легко раненые, наскоро перевязанные под самыми окопами. Большая часть, вытянув руку, несет, как свечку, пораженный палец.
Простреленные в ногу идут, подпрыгивая, опираясь на ружья. Совсем подбитые птицы... Вон носилки.. Днем нельзя подбирать «тяжелых». Их и санитаров из вражьих траншей бьют беспощадно.
«Красный Крест», и правила женевской конвенции для немцев не существуют, и мы поневоле собираем наших по ночам. В тесноте, в тусклом свет огарков спешно и лихорадочно идет работа врачей, сестер и фельдшеров под неумолкаемый гул орудий.
Горят деревни в тусклой мгле темных осенних ночей. Живые факелы этими желтыми пятнами проступают в неоглядной дали и багровыми заревами трепещут в тяжело нависших над мрачным горизонтом тучах.
II.
Шел ночной бой. Тьму освещали только молнии артиллерийских снарядов.
Одна позиция переходила из рук в руки. Русские то занимали ее, то теряли под напором превосходных сил германцев и австрийцев.
Работали штыки. Люди в темноте распарывали друг - другу груди, сплетались друг с другом в один комок, рвали зубами противника и падали вниз, увлеченные общим потоком. В яростной борьбе проходила ночь. Никто не хотел уступить места противнику.
Наконец, наступило затишье. В это время к позиции подъехала солдатская кухня. Тыловое начальство захотело обрадовать солдат горячим обедом. Кашевар (или солдат с кухни) подскакал к позиции и громко закричал.
- Обед! Обед! Подставляйте чашки!
Из окопов вышли люди с чашками.
Кашевар наливал им горячий сытный бульон и весело хохотал, рассказывая что-то забавное о «русских свиньях» и иронизируя над солдатской прожорливостью. Солдаты были молчаливы. Никто не проронил слова Когда они поели, кашевар весело сел на передок и ударил лошадь.
Но она из сдвинулась с места, - Что там такое?
Лошадь держали под уздцы.
- Ну, не шалите..
К кашевару подошли два солдата, и он, к ужасу своему, увидал русских и понял, что он на русской позиции.
Накормил русских, думая, что кормит своих! - Поезжай в штаб дивизии! - приказали ему и дали двух конвойных.
Он уныло поплелся с солдатской кухней в русский лагерь.
Оказалось. что, когда бульон варился, позиция принадлежала противнику. А когда он поспел, позиция перешла уже в русские руки. Кашевар в темноте не разобрался в положении.
Русские отдыхали, когда он подъехал к ним и обрадовал криком:
- Обед! Обед!
Мигом сообразили, в чем дело. Несмотря на страшную усталость, захотели пошутить.
- Ребята! Молчите и ешьте!
Молчали и ели.
И съели немецкий обед.
