Ужок

Мы поднимаемся все выше и выше. С черной земли хотим уйти на небо. Между елями, которыми заросла гора, лежит еще снег. Из впадин пахнет сыростью. Но сверху, с высоты прозрачного, весенне-ласкового неба льются теплые лучи солнца. Хочется бодро и весело идти вперед, взойти на самую вышку, вобрать в грудь побольше воздуха и закричать что-нибудь дикое, как природа, но радостное. И долго кричать: «О-го-го-го-о-о-о-о-о!»
Пусть это громкое горное гулкое эхо разбудит людей и заставит их вспомнить о весне. Но кругом гул пушечных выстрелов, -в нем тонет голос, как песчинка в бушующем море...
Наверху горы, в деревьях, стоит, прислонясь к земляной стене, маленькая халупка. Вроде сторожки. Живет в ней лесной сторож-русин, с тремя детьми и женой. Сторожить ему ничего не приходится.
Ели не загораживали халупу. Она стояла выше их. С крыльца был виден далекий, закрытый синей дымкой Ужок.
Густо полит кровью этот перевал. Много ужасов видел с вершины пограничный столб с двумя дощечками, на которых написано: «Венгрия» и «Галиция». Очертание перевала еле видны с наших позиций.
Русин рассказывал нам в десятый раз эпопею войны, а мы, стоя на крыльце халупы, прислушивались, как гулко в горных ущельях раздаются тяжелые пушечные выстрелы.
Снизу, из-под горы, послышались новые звуки. Впрочем, не новые: давно, с самого начала войны, слышу их. Они везде, всегда, ночью и днем, во всем районе военных действий. Это идут по шоссе русские солдаты.
Вперед и вперед... Скрипят повозки, громыхают зарядные ящики, по ступицу в грязи тащатся и стонут тяжелые пушки. Но все эти звуки не могут заглушить шагов солдата. Раз-два, раз-два... Мерно опускаются тяжелые сапоги на землю. С этим звуком я засыпал, с ним просыпался. Он куда-то зовет, неудержимо влечет вперед...
Опять шоссе. Опять знакомый ровный и мерный шаг солдата. Вперед! Я понимаю теперь, какую огромную, непоборимо-упорную силу скрывает в себе этот тяжелый звук солдатских сапог. Знаю, куда он зовет.